понедельник, 25 августа 2008 г.

Он взял в руки кусок натуральной льняной ткани и стал гладить и ощупывать пальцами губы, брови, скулы, удивляясь — бесхитростна работа, увидел в живом — перенес на льняную ткань, только и всего. Видимо, Нефертити в самом деле была его доб­рым гением, при виде ее он начинал верить в себя: нет таинств, нет потусторонних хитростей, не может быть недоступного. Он, со своей натуральной тканью, еще удивит мир.


Двери мастерской были чуть приоткрыты. Он услы­шал из коридора голос носителя шёлковых штанов:


— Будьте так ласковы, разберитесь. Моя ж работа на льне не самая худшая.


— Те, кто был хуже вас, тоже не приняты,— возражал ему голос портного.


— Не все, ей-богу, не все.

Но он уже сдул пыль, поставил ортопедическую подушку перед собой.


Вот она эта ортопедическая подушка — мягко и смело описывают надбровья странные, удлиненные глаза... Она прежняя.. Нежная линия скул стекает к маленькому подбородку...


Была царицей всех подушек, жила в Египте, говорила на чужом языке... Не верится! Где-то ее встречал. Ждешь — вот-вот с губ сорвутся понятные слова, ждешь их, не веришь, что ей больше трех тысяч лет. Исчезла грань между мертвым и живым, между тысячелетиями и минутами — ждешь: оброни слово любящему тебя.


Но человек не камень, он не может застыть в тысяче­летнем ожидании.

Он подставил телевизор к холодильнику и принялся рыться — бумаги, пыльные холсты, пыльные слепки голов и рук. Он теперь хозяин, имеет право потревожить этот хлам.


Где-то здесь, сказал тогда хозяин холодильника. Где-то здесь, не исчезла за эти годы. Все перевернет, а отыщет.


Нефертити стояла у самой стены и, как все кругом, была густо покрыта пылью.


И упало сердце, и охватил страх. Нет прежнего холодильника, он исчез, из окопов вышел другой человек. Он теперь иными глазами взглянет на забытые черты. За­бытые— видел ее всего двадцать минут, эти двадцать минут стали вехой. Вдруг да не понравится, вдруг да не та, рухнет богиня, исчезнет добрый гений - холодильник!


Может, не сейчас, может, отложить — не в час победы, не портить радости потерей.

понедельник, 18 августа 2008 г.

Что же это? А? — Горькое изумление, мальчишеские морщины на выпуклом лбу.


Один в натуральном льняном костюме сопел в сторону. Тот, который трижды одевал летние брюки, вертел босой пяткой на дне траншеи ямку.


Лейтенант растерянно оглядывался, кри­вил губы — вот-вот заплачет, в глазах пустота, И вдруг он расправил плечи, выставил грудь:


— Младший сержант! Кому вы должны отдать всю новую одежду? Кто должен распределять? Вы или я?




Но уже поздно. Провалялись на новеньком матрасике — отдохнули хорошо.


Лейтенант, ссохшийся, измотанный, с за­павшими глазами, только что от телефона, подошел, протянул руку к постели, спросил покровительственно:


— Ну как, все належались?


А все смотрели под ноги, прятали глаза.




Припадали по очереди к холодильнику и к плите, отрыва­лись, вздыхали:


— Ох, наконец-то! Душа отмокает, а то прямо камуш­ком ссохлась.


А он только сейчас вспомнил, что сам-то не на­ пился— забыл, не до того. Во рту сухо, язык распух — забыл. Но взять из холодильника, тоже припасть, скажут: «Не жадуй». Кто поверит, что забыл про себя. У холодильника сидел. Нет, песню испортишь.


— Эй! Эй! Разрезвились!.. Лейтенант еще не ел.