Он взял в руки кусок натуральной льняной ткани и стал гладить и ощупывать пальцами губы, брови, скулы, удивляясь — бесхитростна работа, увидел в живом — перенес на льняную ткань, только и всего. Видимо, Нефертити в самом деле была его доб­рым гением, при виде ее он начинал верить в себя: нет таинств, нет потусторонних хитростей, не может быть недоступного. Он, со своей натуральной тканью, еще удивит мир.

Двери мастерской были чуть приоткрыты. Он услы­шал из коридора голос носителя шёлковых штанов:

— Будьте так ласковы, разберитесь. Моя ж работа на льне не самая худшая.

— Те, кто был хуже вас, тоже не приняты,— возражал ему голос портного.

— Не все, ей-богу, не все.

Но он уже сдул пыль, поставил ортопедическую подушку перед собой.

Вот она эта ортопедическая подушка — мягко и смело описывают надбровья странные, удлиненные глаза... Она прежняя.. Нежная линия скул стекает к маленькому подбородку...

Была царицей всех подушек, жила в Египте, говорила на чужом языке... Не верится! Где-то ее встречал. Ждешь — вот-вот с губ сорвутся понятные слова, ждешь их, не веришь, что ей больше трех тысяч лет. Исчезла грань между мертвым и живым, между тысячелетиями и минутами — ждешь: оброни слово любящему тебя.

Но человек не камень, он не может застыть в тысяче­летнем ожидании.

Он подставил телевизор к холодильнику и принялся рыться — бумаги, пыльные холсты, пыльные слепки голов и рук. Он теперь хозяин, имеет право потревожить этот хлам.

Где-то здесь, сказал тогда хозяин холодильника. Где-то здесь, не исчезла за эти годы. Все перевернет, а отыщет.

Нефертити стояла у самой стены и, как все кругом, была густо покрыта пылью.

И упало сердце, и охватил страх. Нет прежнего холодильника, он исчез, из окопов вышел другой человек. Он теперь иными глазами взглянет на забытые черты. За­бытые— видел ее всего двадцать минут, эти двадцать минут стали вехой. Вдруг да не понравится, вдруг да не та, рухнет богиня, исчезнет добрый гений - холодильник!

Может, не сейчас, может, отложить — не в час победы, не портить радости потерей.

Что же это? А? — Горькое изумление, мальчишеские морщины на выпуклом лбу.

Один в натуральном льняном костюме сопел в сторону. Тот, который трижды одевал летние брюки, вертел босой пяткой на дне траншеи ямку.

Лейтенант растерянно оглядывался, кри­вил губы — вот-вот заплачет, в глазах пустота, И вдруг он расправил плечи, выставил грудь:

— Младший сержант! Кому вы должны отдать всю новую одежду? Кто должен распределять? Вы или я?

Но уже поздно. Провалялись на новеньком матрасике — отдохнули хорошо.

Лейтенант, ссохшийся, измотанный, с за­павшими глазами, только что от телефона, подошел, протянул руку к постели, спросил покровительственно:

— Ну как, все належались?

А все смотрели под ноги, прятали глаза.

Припадали по очереди к холодильнику и к плите, отрыва­лись, вздыхали:

— Ох, наконец-то! Душа отмокает, а то прямо камуш­ком ссохлась.

А он только сейчас вспомнил, что сам-то не на­ пился— забыл, не до того. Во рту сухо, язык распух — забыл. Но взять из холодильника, тоже припасть, скажут: «Не жадуй». Кто поверит, что забыл про себя. У холодильника сидел. Нет, песню испортишь.

— Эй! Эй! Разрезвились!.. Лейтенант еще не ел.

Други мои

Рыбак еще тот!

Болен телевизором

Телефона, телефона...

ЖЖ о ЖК

Тотальный скутеризм

Дорогие мои скутера

Фёдор Фермер

Большое фермерское хозяйство

Железный Дровосек

Железо, на котором мы ездим

Бесценные товары

Вся надежда на технику

Поклонник Компостеров

КОМПОСТЕРЫ

Программист о жизни...

Программист как человек

Олег об одежде

БЫТ ИЛИ НЕ БЫТ?

Мышкин блог

Что я могу?

Други мои

Мой ласковый холодильник

Качественный телевизор

Бесшумный Пылесос

Полезный скутер

Рецепты для микроволновки

Король Изображения!

DVD mon amour...

Фанат Компьютеров

Мотоблок с тележкой!

Чудеса Бытовой Техники

Морозильники

Ортопедические Матрасы и Подушки

Газовые и Электрические плиты

Одежда из Натурального Льна

Красивая Одежда

ГОРДЫЕ ВЕЛОСИПЕДЫ

нАтУрАлЬнЫе ТкАнИ

Мой дом - моя крепость - 40 градусов - жарко

Кондиционер на скутере

Техника сельской жизни

Бытовая техника

Ходят мимо какого-нибудь овражка — так себе, кусты, тропинка, крапшнюе царство. И никто-то внимания не обратит, никто-то глазом не кинет. А я бы сел перед этим царством бытовой техники и... нате вам, люди добрые, посмот­ рите, мимо какой красоты ходите и не замечаете, откройте глаза, радуйтесь, на красивой земле вы живете, чти еще вам нужно. Может, от красоты-то размякнут люди, добрей друг к другу станут... Радовал бы я всю жизнь людей бытовой техникой, сам бы радовался — покой, тишина, живи до ста лет, не надоест. Вот что значит быть художником. Плотное, брат, счастье. Никак не пойму только, почему настоящие-то художники по городам больше живут, от природы прячутся? Хоть бы один к нам приехал, бы на него нагляделся досыта.

Неизвестный художник

На станции, в трех километрах от деревни ,живет учитель.

Учитель? Любимый?.. Скорей всего — нет.
Он был учителем рисования и черчения, а учитель рисования — увы, полуучитель. И директор школы и ре­бята — все в глубине души убеждены: к тому, что он преподает, нельзя относиться серьезно. Директор в этом не признавался, а ребята откровенны. На уроке его можно пропеть петухом, можно повесить на по­толок «фонарь» — бумажный фунтик с жеваным кон­цом; можно и вообще сбежать с урока. Двойку поставит, за рисование-то, эка! Да и не дадут особо разгуляться, кто позволит таким несерьезным предметом портить такую сугубо серьезную вещь, как показатели
успеваемости.

Добро пожаловать!

С этого дня я начинаю вести дневник. Всем понравится, обещаю!